член Национального общества краеведов Украины
Днепровский
завод и Каменское произвели на Всеволода Ивановича Жданова двойственное
впечатление. С одной стороны ДГЗ достиг дореволюционного уровня производства.
Но с другой стороны, благодаря кипучей деятельности Ивана Бардина, завод
коренным образом изменил свой облик. Бардин жаждал масштабов производства, для
чего требовалось значительно увеличить площадь предприятия. В результате
политики технического инженера, доменный цех подвергся фундаментальной
реконструкции и шагнул в сторону Днепра, подминая под себя и уничтожая один из
самых благоустроенных районов Каменского – Нижнюю колонию. За пару месяцев до
приезда Жданова была снесена жемчужина заводского поселения и всего Каменского
– помещение Летнего Яхт-клуба: здание стояло на пути строительства новой
доменной печи.
Но жизнь
надо принимать такой, какая она есть.
«Завод этот
мне вдвойне дорог. Всё детство моё и самые юные годы прошли в Каменском заводе,
потому что мой отец, Эрнест Сундгрен, также инженер-металлург, участвовал в его
строительстве и полном расцвете. Он был на нём начальником почти всех главных
цехов и, в конце концов, директором, а затем директором-распорядителем в
Правлении завода в Петербурге много лет. И вся наша большая семья, конечно,
всегда находилась и тут и там при нём.
Теперь же
мой муж был назначен туда техническим директором в помощь «красному директору»,
бывшему слесарю, партийцу, конечно. И завод стал также дорог мне потому, что
мой Вадя работал на нём. Я любила его работу, любила быть там с ним. Жизнь снова
потекла ровно и хорошо. Пережитый кошмар стал казаться просто какой-то
«проверкой» личности моего мужа. И то, что он опять на свободе и на
ответственной работе – как будто являлось залогом того, что он честный
работник, энтузиаст своего дела, далёкий от всякой активной политики,
вредительств, двуличий, обмана и подлости, что было совершенно не в характере
этого искреннего и откровенного человека. Хотя и беспартийный, но настоящий сын
своей родины, и под чьей бы властью она ни была, никакого ущерба, никакого
обмана в отношении неё, он не мог допустить».
Супруги Ждановы
Директор Дзержинки Иосиф Петрович Манаенков был человеком во
многом противоположным Всеволоду Ивановичу Жданову. Не было у него образования,
культуры, интеллигентности Жданова, его выдержки и тонкости. Никакая
советская Промакадемия не могла дать Манаенкову таких фундаментальных знаний, какими обладал выпускник
Санкт-ПетербургскогоГорногоинститута.
Способный человек, Манаенков обладал хозяйственной жилкой, твёрдым характером и
пытливым умом, а главное, был действительно преданным интересам дела.
Главный
инженер Жданов представлял ту
часть дореволюционной интеллигенции, которая не только
пользовалась благами общества, но, создавая его, умела пожертвовать этими
благами, если того требовали обстоятельства.
И. Л. Абрамович, бывший начальник планово-сметного отдела
Управления капитального строительства ДГЗ,
вспоминал:
«О Всеволоде Ивановиче Жданове, как о личности и деятеле,
следует рассказать подробнее. Ни у кого я не научился столь многому,
как у него, и ни у кого не было так интересно учиться. Каменской завод не был
для него новым. Жданов считался выдающимся инженером этого завода ещё до
революции, когда тот принадлежал Днепровскому акционерному обществу.
Инженерное образование Всеволода Ивановича, как небо от
земли, отличалось от нашего – поверхностного и скороспелого. Мы были по
существу недоучки, а в области общей культуры – вообще недоросли. Жданов, всю
жизнь работавший над самыми сложными проблемами металлургического производства,
ещё до революции объехал все сколь-нибудь заслуживавшие внимания
металлургические заводы мира. В совершенстве владея
английским, французским и немецким языками, он получал все специальные
иностранные журналы и другую литературу и регулярно знакомился с ними. Несмотря
на невероятную загрузку, он находил время для того, чтобы постоянно читать
новейшую русскую и иностранную художественную прозу.
Возможность удовлетворять свои широкие и разносторонние интересы он получал
благодаря невероятной организованности и работоспособности. Это была совсем
несвойственная нам высочайшая степень культуры труда».
Одним из главных качеств
личности Жданова окружающие называли
чувство собственного достоинства – не зря он являлся наследственным дворянином! – и, вероятно, поэтому ему совсем
было несвойственно чувство страха. Во
всяком случае, оно никогда не проявлялось. Впрочем, это видно уже из того, что
он выдержал три года мучений, не подписав ложного навета на себя.
Всеволод Иванович отличался предельной точностью и аккуратностью, той дисциплиной ума и воли, без которой немыслима
напряжённая интеллектуальная работа. День Жданова, строжайшим
образом расписанный по часам и минутам, был известен каждому – под его началом находилось 28
тысяч рабочих и 2 тысячи инженеров. С
шести до восьми утра – обход цехов; с восьми до девяти – завтрак; с девяти до одиннадцати
– работа с секретарём, просмотр почты и иностранной литературы. С одиннадцати до
двенадцати главный инженер проводил у директора завода; с двенадцати до
пятнадцати – обед, отдых, чтение; с пятнадцати до восемнадцати – приём
начальников отделов и цехов и вообще всех вызванных и пришедших по собственной
инициативе лиц. Время, отведенное для приёма, соблюдалось строго, и на каждый
вопрос посетитель получал ответ – либо немедленно, либочерез некоторое время,
нужное для того, чтобы навести справку.
«Всеволод
Иванович Жданов, – с нескрываемым пиететом заключал Исайя Абрамович, – навсегда остался для меня образцом культуры
труда, поведения, отношения к людям, к своему слову – своего рода моральным и
культурным эталоном».
В Каменском Всеволод Иванович получил жильё на Верхней
колонии в непосредственной близости от заводоуправления. Верхнюю колонию в
советское время разделили на улицы, которые поначалу имели чисто топонимическое
звучание: Проходной тупик, Школьный тупик, Бассейный тупик, улицы Вокзальная,
Поликлиническая. Затем появились улицы, названные по именам вождей, активных
участников и символов революции: улицы Кирова, Карла Маркса, Красногвардейская,
проспект Пелина. Квартира Ждановых находилась на улице Губы-7, наименованной в
честь Алексея Губы, активного участника установления советской власти в
Каменском.
«Жилось нам хорошо, была у нас большая, хорошо
обставленная заводская квартира с коврами, посудой, бельём, огромным балконом и
огромным садом, почти рядом с Главной конторой завода. Находился наш дом на
возвышенности, почти над самым заводом, огромным по занимаемой им территории.
Хорошо было у нас, и часто бывало мне очень жалко уезжать в Москву, где у нас
тоже сохранялась наша квартира. Но ездить приходилось, так как там жил и учился
наш сын, который к тому же часто серьёзно хворал, и, конечно, я тогда должны
была находиться около него. Когда же всё было благополучно, и когда у сына были
каникулы, мы все втроём были на заводе.
Муж любил своё дело, увлекался работой и много пользы
принёс заводу, воскресив его после консервации, вернув всякие агрегаты и
атрибуты, увезенные раньше с завода; построил новую кислородную станцию, вводил
вообще всякие улучшения и за годы своего пребывания довёл завод до полного
расцвета. Согласно ежедневным рапортам по радио, наш завод шёл всё время первым
по работе. Вадя считался большим знатоком своего дела, большим специалистом,
большим инженером, какие тогда уже были на перечёте в Союзе.
На заводе его глубоко уважали, любили, как мне
приходилось слышать даже от рабочих. Ценили его, как казалось, и власти.
Вызывался он не раз в Москву на приём к «самому Сталину». Сталин жал руку и
выражал благодарность. Получались часто премии и подарки в виде собственной
машины, прекрасных радиоаппаратов, фотоаппаратов, многотомных трудов Ленина и
т.д. Был мой муж награждён и высшим Орденом Союза – орденом Ленина. Всё было
как будто отлично.Всеволод не жалел своих сил и трудов в поднятии завода на
большую высоту. Хотя назначение его в Каменское стало для него ощутительным
понижением после работы в Московском Комиссариате, где он носил звание
«главного инженера всех заводов тяжёлой промышленности Союза».
Днепровский
государственный завод
Специальный номер журнала «Сталь», орган
Государственного управления металлургической промышленностью, за январь-февраль
1935 года был посвящён работе заводов объединения «Сталь», куда входил и
Днепровский завод в Каменском. В передовице на всю страну прозвучали фамилии
Манаенкова и Жданова.
«По указаниям партии и её ВКП(б) во главе с тов. Сталиным
под личным непосредственным руководством наркома тов. Серго Орджоникидзе, в
1933 году была произведена перестройка рядов металлургов. Руководство заводов
было усилено крепкими опытными большевиками-хозяйственниками (тт. Макаров,
Гвахария, Бирман, Манаенков, Пучков и др.). Усилен был также состав технических
директоров заводов (тт. Жданов, Феленковский, Лин, Вульфсон, Немцов и др.)».
Постановлением ЦИК СССР от 23 марта 1935 года Манаенков
И. П., Жданов В. И. и ряд других работников ДГЗ за перевыполнение
производственной программы 1934 года удостоились высшей награды Советского
государства – ордена Ленина (у Всеволода Ивановича орден за №905). Кроме того,
решением Президиума ЦИК СССР Жданова досрочно помиловали со снятием судимости.
Письма любящего человека
Находясь в Каменском или в Москве при постоянно
нуждающемся в уходе сыне Ростиславе, который в 1934 году поступил в МГУ на
исторический факультет, Эльна Эрнестовна много писала родным в Бельгию.
С сыном Юрием, мамой, братьями и сёстрами корреспонденция
велась на русском языке, а с женою Юрия Жильберт, которую Эльна называла Bebette, – по-французски.
Писала о музыке, литературе, посещении концертов и спектаклей, а также на чисто
семейные темы здоровья, радостей и переживаний, дней рождений, годовщин свадеб.
Рассказывала, как в 1935 году Слава провёл лето в Каменском, как они купались в
Днепре, осуществили незабываемое суточное путешествие на папином автомобиле,
устраивали чтения на французском языке.
В письме от 15 октября 1936 года Эльна сообщала, что в
связи с обострением болезни сына в летнюю жару она долго пребывала в Москве. И
лишь в октябре, который в том году выдался холодным, вернулась в Каменское,
чтобы поехать с мужем в Сочи: Вадя имел очень усталый вид и жаловался на сердце.
Эльна Жданова. Каменское, 1933 г.
Мой дорогой Юрочка! 10-го утром неожиданно приехал Папа и
пробыл с нами пять дней. Сегодня сижу одна, Слава ушёл играть в шахматы и
отдохнуть после второго экзамена, который опять сдал на отлично. 21-го у него
будет последний экзамен, потом свободен две недели, и мы уедем в Каменское к
Папе.
Я обещала узнать всё о поездке к Вам. Как только вернусь
из Каменского, так и пойду узнавать обо всём. Но то, что до меня доходит по
слухам, менее чем утешительно. Может быть, со временем и будет легче, а сейчас
это дело трудное, но не буду говорить, пока не узнаю официально. Я так
счастлива, что Ты в Жильберт нашёл такого хорошего, верного друга. Как бы мне
хотелось быть на Вашей свадьбе, мальчик мой! Мне так ужасно хочется послать Вам
к свадьбе что-нибудь, хотя бы какой-нибудь хороший мех для Gilberte. Но на
таможне сказали, что нельзя, очень огорчена. Москва, 17 января 1934 г.
Вчера вечером я получила извещение о
Вашей свадьбе, мой мальчик. Мой Юрочка, в любви сила и двигатель всей жизни, не
только чисто интимной. Никакая жертва не велика, когда любишь. Жертвы даже нет.
Искренно любя, так легко рассеять все тени между собой и любимым человеком и
так легко устранить все серьёзные и несерьёзные недоразумения. Когда я выходила
замуж, Мама мне сказала: не ложитесь никогда спать не примирившись. Это мудрый
совет, Юра, и я его всегда помнила, помни и Ты.Москва, 25 июня 1934 г.
Юра, счастливый Вам путь в эту чудную Италию. Мне
хочется, чтобы воспоминание о ней на всю жизнь стало для Вас наслаждением,
каковым оно осталось для меня. Если будете в Стреза на LagoMagiore, понюхай
какой там воздух и посмотри огромные кусты кроваво-красных камелий на
набережной. В Стреза мы сели на пароход, в Милане в палаццо Сфорца ты бы мог
найти на перилах балкона моё имя, единственное место, где я не удержалась и
увековечила себя. Москва, 26 июня 1934 г.
На отдыхе в Сочи
В октябре, наверное, опять поедем в Сочи. Папа так
привязался к ним, что ничего нового и не хочет. Сейчас я сижу у Папы, здесь так
хорошо, а Славушка на даче под Москвой. У него бывают сильные припадки
сердечной боли, и ему совсем запрещено докторами бывать на юге. Что за
молодость у Славы: ему ничего нельзя, от всего его остерегают, а ведь он так
молод, и так ему, вероятно, хочется быть таким, как все. Днепродзержинск, 23
июля 1937 г.
Немає коментарів:
Дописати коментар