ВЛАДИМИР ПОЗНЕР: «Все-таки жизнь без книги — обделенная жизнь».

Журнал «Профиль» совместно с Федеральным агентством по печати и массовым коммуникациям и Российским книжным союзом представляет новый социальный проект «Книги моей жизни»
Автор: КЛАРИСА ПУЛЬСОН

Его задача — вернуть интерес к чтению. Самых известных людей страны попросили составить список авторов и произведений, которые они могут назвать книгами своей жизни, а затем прокомментировать его. Наш первый собеседник — Владимир Познер.

ПРОФИЛЬ: Помните самую первую книгу, которая вам в жизни запомнилась?

Познер: Про быка Фердинанда. Совсем простая детская книжка. Пересказать можно минут за пять. Сначала Фердинанд был мечтательным бычком, потом превратился в могучего, свирепого на вид быка. Его привезли на корриду в Мадрид, но бой не состоялся — Фердинанд драться не согласился. На последней странице он сидит в тени своего любимого пробкового дерева, нюхает цветы и совершенно счастлив. Ненависть к зоопаркам, охоте и ко всему, что каким-то образом плохо по отношению к животным, возникло из нее.

ПРОФИЛЬ: Помните, кто ее вам читал?

Познер: Ну конечно, мама. Она читала мне первые книжки. Вслед за этим был «Том Сойер». Мне тогда только-только исполнилось пять.

ПРОФИЛЬ: Кто вам был симпатичнее — Том или Гек?

Познер: Оба. «Приключения Гекльберри» — более серьезная книга, и ее надо читать попозже. Для подрастающих мальчишек и Том, и Гек — герои, которым хочется подражать.

ПРОФИЛЬ: С Винни-Пухом как познакомились?

Познер: Началось-то со стихов Милна. Изумительные стихи, которые у нас не переводились, с детскими стихами вообще сложно. Борис Заходер перевел «Винни-Пуха» блестяще, а вот стихи сочинил свои — хорошие, милые, но совсем другие. В Винни-Пухе сочетается все. Он очень умный, хотя все время говорит, что у него в голове опилки и он ничего не понимает. Он смелый, смешной, великодушный... И еще он невероятно добрый и очень-очень теплый. Даже прямо сейчас о нем говорю, и мурашки по коже бегут. У меня был свой Винни, подарили лет в шесть, он у меня жил, пока не истлел совсем. Я, хотя был взрослым дядей под пятьдесят, расставался с ним очень тяжело. Он окончательно унес с собой мое детство.

ПРОФИЛЬ: Ваш следующий герой — Маленький Принц. Они чем-то с Винни-Пухом похожи — добротой, наивной мудростью…

Познер: Только «Маленький Принц» для тех, кто постарше. Если человек в детстве не прочитал «Винни-Пуха», то позже это будет совсем не то удовольствие. Больше для ума, чем для сердца. В отличие от утонченного «Маленького Принца». Это то, что по-английски называется sophisticated! В детстве почти невозможно понять философский смысл, заложенный в этой истории. «Мы в ответе за тех, кого мы приручили» — это все-таки в шесть лет не очень понятно. А потом, позже, это важно, необходимо. И доброта, конечно же. И печаль. И зрелое представление о жизни, когда понимаешь, что в конечном итоге все трагично.

ПРОФИЛЬ: Я до сих пор верю, что он улетел, живет на своей планете, дружит с розой и иногда наведывается на Землю.

Познер: Конечно, живет. Великие литературные образы, они ведь навсегда, они внутри нас и никуда не уходят. Есть великие образы… кого бы назвать?.. Ну, условно, Анну Каренину… кого-то из братьев Карамазовых… Они существуют, но они не часть моего мира. А Маленький Принц — часть меня.

ПРОФИЛЬ: Может ли детство пройти без книг? Может ли из ребенка, не читающего книги, вырасти полноценный человек?

Познер: Давайте так — положа руку на сердце, я убежден: подавляющее большинство родителей сейчас детям не читают. А читать-то надо начинать очень рано, когда ребенку три года, а то и раньше. И выбирать надо то, что ему интересно. Мой сын в пять лет не любил читать. Что делать? Я начал ему читать перед сном «Трех мушкетеров». Как можно не увлечься?! Он слушал со страшной силой. И вот в какой-то вечер говорю: «Сегодня не смогу, очень занят». Потом снова не смог. На третий день он взял книгу и начал читать сам. И дальше его уже было за уши не оторвать.

ПРОФИЛЬ: Отдать ребенка телевизору легче.

Познер: Я не противник ТВ. Но когда малыша сажают перед телевизором вместо чтения, он читать не будет, это правда. Если ребенок вместо книги посмотрит кино, мультяшку про того же Тома Сойера или мушкетеров — все, воображение убито. Больше у него не будет никогда своего д’Артаньяна, своего Тома, а будет телевизионная ерунда. Это огромная потеря. Он будет не хуже, он будет другим. Все-таки жизнь без книги — обделенная жизнь.

ПРОФИЛЬ: Почему вы начали читать сыну именно «Трех мушкетеров»?

Познер: Это один из величайших романов, написанный за историю человечества. Есть какие-то странные вещи, банальные вроде, но влияние романа Дюма очевидно. «Один за всех и все за одного» я узнал оттуда. И сразу понял — это правильно, вот так надо жить. Или, помните сцену, в которой д’Артаньян приносит свои извинения перед дуэлью? Мушкетеры разочарованы: этот провинциал, этот трус хочет избежать поединка. Дюма описывает, как луч солнца в эту минуту оттенил тонкие и смелые черты д’Артаньяна, которые говорит: «Вы не поняли меня, господа, Я просил у вас извинения на тот случай, если не буду иметь возможности дать удовлетворение всем троим...» Просто сойти с ума, как это прекрасно, как это умно, как остроумно! И как помогает жить! И как перекликается с тоже нежно любимым мною «Сирано де Бержераком» Ростана. Когда Сирано говорит, что «под взглядами врагов я хожу прямее». Это я усвоил с детства! Благородство, честь, отвага, красота любви к женщине, дружба… Они влияют, обязательно должны влиять! Вот не знаю, как на девочку влияют «Три мушкетера»…

ПРОФИЛЬ: Всю жизнь ищет д’Артаньяна… Из мушкетеров вы кто?

Познер: Конечно, д’Артаньян! Атос слишком благороден, слишком флегматичен, хотя очень нравился. Портос — хороший парень, но не очень-то умный. Арамис слишком хитер и вообще в мушкетеры не собирался...

ПРОФИЛЬ: Вслед за мушкетерами появляется король Артур.

Познер: Я учился в изумительной школе в Нью-Йорке. В конце учебного года обычно ставили спектакль, выбрали «Короля Артура» Пьесу написали сами, на уроках труда сделали латы, мечи, щиты и шлемы, декорации нарисовали… Король Артур и все его рыцари — Ланселот, Гавейн, Галахад (этот не нравился), были для меня живыми людьми. Мы в них играли, мы их играли. Как все красиво, какая романтика! Позже я узнал, насколько это тяжелая история — любовь Гвиневеры к Ланселоту, гибель Артура… Мрачная и блестящая вещь!

ПРОФИЛЬ: Как в списке ваших литературных пристрастий оказался «Тарас Бульба?

Познер: Это первая книга, которую я прочитал по-русски (Владимир Познер начал изучать русский поздно, так как родился во Франции, его мать — француженка. — «Профиль»). По папиной настойчивой рекомендации.

ПРОФИЛЬ: Сложная книга для человека, который начинает учить язык.

Познер: Я бы сказал, совсем не знает языка… Пробираться сквозь текст было дико трудно. Но когда прорвался, а я все-таки прорвался, начал получать удовольствие. И только потом понял, насколько папа-то хитрый был. Он меня воткнул в абсолютно гениальную русскую литературу. «Тарас Бульба» — еще и невероятно увлекательная история. Там есть и измена, и любовь, и Остап, и мощный трагический финал. Считаю, что Гоголь — самый главный гений в прозе русской. По-моему, ни Толстой, ни Достоевский, ни Тургенев — никто не достиг таких высот. Рядом только пушкинская проза.

ПРОФИЛЬ: Еще один неожиданный персонаж среди ваших любимых литературных героев — Левша.

Познер: Сначала прочел по-английски: «Steel Flea» — «Стальная блоха», так называется. Сразу возник вопрос: зачем Левша ее подковал?

ПРОФИЛЬ: Показал мастерство и англичанам утер нос!

Познер: Здорово! Но зачем? Раньше блоха скакала, теперь блоха не скачет. Кто-нибудь мне может объяснить? Я обратился к папе, он отмахнулся. С тех пор много раз «Левшу» перечитывал, вообще Лескова люблю. Великий писатель, я считаю, ему не воздают должного. В процессе размышлений я пришел к выводу, что это очень русская история.

ПРОФИЛЬ: Вы считаете, это имеет отношение к нашему менталитету?

Познер: Несомненно: умение потрясающее, а смысла никакого. Человек делает то, чего никто другой не сможет, но этого не надо. Вот что главное! Для меня эта фантастическая нелепость — символ того, что вообще происходит в России. Причем уже давно. Не уверен, что в разговорах о «Левше» возникнет тема, которую мы с вами сейчас обсуждаем. Не уверен, многие ли согласятся, что это и есть одна из уникальных черт русского человека. Более того, кое-кто объявит, что это русофобство. Какой же Лесков русофоб?! Поразительно, насколько точно, ярко — янтарно — он, ничего не называя впрямую, обозначил болевые точки национального характера!

ПРОФИЛЬ: «Один день Ивана Денисовича»?

Познер: То, что сейчас скажу, может, даже крамольно. Мне кажется, что это лучшее, что написал Солженицын. Особенно сильное впечатление, вплоть до физических ощущений — холода, усталости, — возникло, когда прочитал в первый раз.

ПРОФИЛЬ: А тема?

Познер: Я долго жил рядом с человеком, который 17 лет отсидел в лагерях. Это был друг моего отца Иосиф Давыдович Гордон. Знаете, в чем главное отличие его рассказов от Солженицына? У него нет юмора, а Гордон и его вернувшиеся из лагерей друзья вспоминали какие-то ужасно смешные и забавные истории.

ПРОФИЛЬ: Вы уже обмолвились, что с прозой Гоголя для вас соотносится только проза Пушкина.

Познер: Пушкин — мой человек. Понимаю, что сложный человек и колючий, наверное, но невероятное обаяние, ум, легкость, блеск — и вместе с тем мудрость, глубина. Совершенно непонятное явление, нерусское. Потому что он, конечно же, нерусский.

ПРОФИЛЬ: Ага, опять нарываетесь!

Познер: Ну, это пускай. Он же единственный из русских писателей, кто по-настоящему улыбается! Они же у нас все мрачные как черт знает что! Пушкин — величайший русский поэт. Однако по свету, теплу, если хотите, энергетике — нерусский. В нем есть радость.

ПРОФИЛЬ: И печаль тоже.

Познер: Печаль — да, но не депрессивность. Он не вгоняет во вселенскую тоску, от которой удавиться хочется. Когда читаю или слушаю его стихи, не перестаю поражаться, как легко человек это писал! Не понимаю. Он у меня в первой пятерке!

ПРОФИЛЬ: Как это?

Познер: Есть у меня пятерка моих гениев. Я бы их с радость пригласил на ужин. Какой бы вечер получился!

ПРОФИЛЬ: Александр Сергеевич… Кто еще?

Познер: Леонардо да Винчи, Шекспир, Бах и Моцарт. Непонятные, необъяснимые… Я могу слушать Баха в любой момент, я могу слушать Моцарта сколько угодно! Я могу читать Пушкина в любое время в любом месте. И вот еще что для меня очень важно. Я когда-то читал, как Пушкин готовился писать историю Петра Великого. Он проделал огромную исследовательскую работу, переписывал, например, все указы Петра. А эти указы становились все более страшными: запретить вытье, а за нарушение бить батогами, продолжают выть — вырывать язык... В конце он записал, что не может браться за эту историю из-за жестокости.

ПРОФИЛЬ: Его человеческая натура стала противиться материалу…

Познер: … что он — Пушкин! Потому что «в мой жестокой век восславил я Свободу / И милость к падшим призывал».

ПРОФИЛЬ: Вы делите поэтов и писателей на «мой — не мой»?

Познер: Да. Скажем, Мандельштам не мой человек. Думаю, мы бы друг другу не понравились. Ахматову очень люблю, Цветаеву, Блока люблю, но не так. Бродский — великий поэт, очень умный, конечно. Но вот не греет меня. А Пушкин греет еще как!

ПРОФИЛЬ: У нас на очереди Шекспир. Как думаете, откуда странная теория, что его не было?

Познер: Английская знать не могла пережить, что простолюдин, актер из провинции написал великие пьесы. Поэтому стали искать, придумывать варианты, которые бы их устраивали. Все свелось к тому, что, оказывается, под псевдонимом скрывался аристократ. Смешно! Этот человек — тоже непонятное явление. Не может человек писать гениальные пьесы в таком количестве, ну не может! А потом еще и сонеты неплохие… сбацать в свободное время. Написано давненько, а я читаю. Не с такой легкостью, как Пушкина, все-таки язык уже архаичен, но читаю. И в театр хожу и с удовольствием слушаю его по-английски, и все прекрасно!

ПРОФИЛЬ: В ваших фаворитах не самые популярные пьесы: «Юлий Цезарь», «Генрих»…

Познер: Еще «Ричард III», конечно. «Коня, коня...» По-русски приходится говорить «полцарства за коня», иначе в строфу не влезает, а по-английски просто a kingdom — царство за коня: A horse, a horse! My kingdom for a horse! Я очень люблю «Гамлета». А насколько парадоксальный, неожиданный поворот сюжета в «Венецианском купце»!

ПРОФИЛЬ: Скупец, которого становится жалко...

Познер: В том-то и дело. Шекспир мог творить со словами, сюжетами и твоими чувствами что угодно. Это и есть свойство гения. Он может все. Он может тебя убедить в том, что ты — не ты. Причем легко. Он делает это, как будто бы не стараясь даже. Для меня, скажем, Достоевский… нелегко. Конечно, гений. Конечно, понимал все дерьмо этого мира. Но все это так тяжело! И в этом отличие моих гениев. Ты понимаешь, конечно, что это труд, мастерство, талант. Но есть и еще что-то непостижимое.

ПРОФИЛЬ: Филипп Рот не гений, но он в вашем списке.

Познер: Есть у него пара поразительных книг, особенно «Американская пастораль». Мне важно, потому что она в чем-то перекликается с моей жизнью, с моим детством, с моим отношением к миру… И потом, кроме серьезности в нем есть юмор, это я тоже очень ценю.

ПРОФИЛЬ: Его романы, особенно зрелые, можно назвать интеллектуально-эротическими…

Познер: Его это очень заботит. И последний роман, когда он о себе пишет… Ему там за семьдесят и у него был рак предстательной железы, и он потерял способность, ну и так далее… Я думаю, что это о нем самом в большей степени, чем о его герое. Мне он важен как писатель, умный, саркастичный, пусть и не самый великий в ХХ веке в Америке. Есть замечательный Фолкнер, особенно его «Солдатская награда». А еще Стейнбек — скажем, «В поисках Америки»: его путешествия с собакой Чарли по Штатам. Изумительная вещь! И как литература, и для понимания Америки вообще.

ПРОФИЛЬ: …Хемингуэй.

Познер: Конечно. Мой любимый рассказ Хемингуэя «Короткая счастливая жизнь Фрэнсиса Макомбера». Я многое люблю у Хемингуэя — и «По ком звонит колокол», и «Старик и море... Но этот рассказ для меня стоит совершенно отдельно.

ПРОФИЛЬ: Наконец, «Уловка 22» Хеллера.

Познер: Грандиозная книга. Это ведь не про конкретную войну американцев с японцами в 1940-х годах. И не про Америку. Это притча о нашей жизни. «Уловка 22», деваться некуда, она повсюду, где существуют бюрократия и начальство всевозможное. Самую точную формулу «уловки 22» я нашел у Теренса Уайта, был такой английский писатель: «Все, что не запрещено, — обязательно». Вот вечная «уловка 22».

ПРОФИЛЬ: Безрадостно. В разговоре о любимых книгах по законам жанра должен быть happy end. Пусть на сладкое будет «Мастер и Маргарита»!

Познер: «…Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город». Читаешь и видишь, как накрыла, чувствуешь тьму. Литература, что тут скажешь… Захватывающая книга — и философски, и по фабуле, и исторически. Чем бы вы ни увлекались, все там найдете. А если увлекаетесь многим, как ваш покорный слуга — и Древним Римом, и христианством, и историей Христа, и дьявольщиной, и загадкой творчества, — там обо всем блистательно написано. Есть тонкие наблюдения, которые цепляют навсегда. Мастер не может вспомнить, как звали его жену — фантастическая деталь! Хотя, сам Мастер как личность мне неинтересен. А вот как он увидел женщину и влюбился, втюрился, втрескался — это по-тря-са-юще! Я это чувствую.

ПРОФИЛЬ: Кто еще из булгаковских персонажей вам интересен?

Познер: Коровьев — ну просто приятель мой! Обожаю остроумие, игру! Мои слова наверняка вызовут недовольство, но я бы очень хотел повстречаться с Воландом. У меня к нему масса вопросов.

ПРОФИЛЬ: Например?

Познер: Не хочу, чтобы он заранее знал.

ПРОФИЛЬ: Владимир Владимирович, вы же понимаете, что он и так знает?

Познер: Все равно хочу затруднить ему задачу. И потом, почему это все должны знать, о чем я буду спрашивать Воланда? У меня к нему серьезные вопросы.

Владимир Познер. «Книги моей жизни»
1. Марк Твен. «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна»
2. Алан Милн. «Дом на Пуховой опушке», «Винни-Пух», книги стихов «Когда мы были совсем маленькими» и «Теперь нам шесть»
3. Льюис Кэрролл. «Алиса в стране чудес»
4. Антуан де Сент Экзюпери. «Маленький принц»
5. Александр Дюма. «Три мушкетера»
6. Эндрю Лэнг. «Легенды о короле Артуре»
7. Редьярд Киплинг. «Маугли», «Отважный капитан»
8. Н.С. Лесков. «Левша»
9. Н.В. Гоголь. «Тарас Бульба», «Петербургские повести», «Мертвые души»
10. А.С. Пушкин. «Повести Белкина», «Медный всадник», «Евгений Онегин», стихи
11. М.А. Булгаков. «Мастер и Маргарита»
12. А.И. Солженицын. «Один день Ивана Денисовича»
13. Эдмон Ростан. «Сирано де Бержерак»
14. Уильям Шекспир. «Юлий Цезарь», «Отелло», «Венецианский купец», «Генрих V»
15. Филип Рот. «Американская пастораль»
16. Джозеф Хелер. «Уловка 22»

 http://pozneronline.ru/2013/07/5058/