член Национального общества краеведов Украины
«Конец моей грустной повести…»
«В начале 1948 года я решила, что надо возвращаться в
Москву. Я продала соседу в Георгиевке свою хатку и всё, что у меня там
оставалось. С грустью простилась со всеми милыми мне людьми, за столько лет
образовалась большая теплота отношений.
В Москве оставалось много старых друзей мужа и моих.
Положение моё теперь коренным образом изменилось, но старые привязанности были
крепки. Счастье, что я чувствовала себя здоровой и крепкой и с удовольствием
принимала многочисленные предложения помочь в хозяйстве, с детьми или в починке
и шитье. Везде меня любили, говорили, что у меня золотые руки, и я радовалась,
находясь среди своих. Я была рада представлявшейся мне работой по домам и по
очереди гостила то у одних, то у других.
Пыталась устроиться в какое-нибудь учреждение, но тщетно.
Все места насижены, да и тут, как и во всём мире, предпочитают принимать
молодых. В первые же дни пребывания в Москве я разыскала могилу моего мальчика
и часто бывала там, как ни тяжко и страшно это полное безответное молчание. И с
первых же дней высиживала в очередях в этом учреждении на Кузнецком мосту, где
получают справки о близких. И сколько я не подавала заявлений, получала один и
тот же странный ответ: «О Жданове В.И. никаких данных нет».
Однажды я там
сказала:
- Как же так, ведь это человек, а не иголка, взят вами,
как же вы можете не знать о нём?
Но меня грубо оборвали. Представить себе, что Вади нет в
живых, я была не в состоянии. Невольно думалось, что он где-то затерялся без
фамилии, под каким-то номером, в дальних лагерях, как это происходило со
многими тогда. В последнем письме из Днепропетровской тюрьмы муж писал мне:
«Прошу тебя не хлопотать о свидании, это будет слишком тяжело и для тебя, и для
меня. Обещаю при первой возможности сообщить о себе».
Почти двадцать лет я ждала дорогой весточки, встречи, в
которой был заключён весь смысл жизни моей. В 37-м году его взяли у меня, в
55-м году я узнала, как тщетны были мои надежды.
………
В 1952 году в гололёд я поскользнулась и сломала ногу в бедре. Вызвали карету скорой помощи, и я оказалась в больнице. После первого месяца мне ломали ногу, чтобы она правильней срасталась, и почти всю меня на долгое время зашили в гипс. Восемь месяцев я пролежала в больнице, о которой остались самые лучшие воспоминания. Хотя она была не из первоклассных, куда кладут и таких, вроде меня, «с прошлым», но чисто было очень, палаты хорошие, врачи внимательные и даже сердечные. Кроме благодарности, я ничего не сохранила ко всему больничному персоналу, и кормили нас предостаточно. И всё это доставалось бесплатно, как и во всех больницах Советского Союза.
Больница была переполнена. Я никогда не представляла
себе, как огромно количество несчастных случаев, как легко и просто увечье
может оставить человеку след на всю жизнь.А я опять была счастлива проявлением
большого сочувствия и сердечности в моей новой беде со стороны моих новых
друзей. Меня баловали всячески, приносили фрукты, сладости, печенье, цветы,
книги. Всем этим мы делились со всеми членами палаты.
Наступил март 1953 года. В первые же дни этого месяца
маленькое радио в нашей палате сообщило, что «Великий» болен. 5 марта то же
радио принесло весть о его смерти. Впрочем, это можно было понять по
беспрерывно гудевшим заводам и страшному волнению внутри больницы.
Похороны тирана
Некоторые женщины в нашей палате принялись даже плакать.Думаю,
больше для порядка, слёзы довольно быстро высыхали. Я лежала молча, но какое-то
облегчение вошло в душу. Что-то тяжёлое рухнуло, что давило столько
десятилетий. Нестерпимая радость наполнила меня. Радость, что пришёл конец
этому страшному человеку, который, казалось, никогда не умрёт, никогда не
перестанет терзать и пытать своих подданных и придумывать неисчислимые
страдания советским гражданам, в массе без вины виноватых.
Как грозная стихия пронёсся он над нашими жизнями,
исковеркав и изломав судьбы миллионов людей. Разве я не имела права радоваться?
Где мой муж? Где мой сын? Что пережила я сама и с чем вернулась после
десятилетней ссылки? За много-много лет я была счастлива в этот момент. Я не
хочу и не могу скрывать этого.Я слишком ненавидела этого человека, не сумевшего
оценить добросовестный и честный труд безо всякого подвоха для своей страны и
для него же, «великого», пользы. Играл, как кот с мышкой со всеми. Ласкал,
давал ордена, чтобы после убить. Я не заснула в эту ночь, сердцебиение не прекращалось.
Я была счастлива и только старалась скрыть это от всех.
И подумать только. Даже смерть его стоила ещё стольких
погибших, раздавленных, кинувшихся в эту безумную толпу людей, жаждущих увидеть
Сталина в гробу. В городе наступила полная растерянность и отсутствие
какой-нибудь организации для поддержания порядка среди хлынувших к Колонному
залу масс, где он лежал. Во все госпитали и больницы свозили изувеченных людей,
а мёртвых в морг. Так и к нам в больницу привезли несколько десятков. В нашей
палате работала нянечка, которая нашла свою 16-летнюю дочь с раздавленной
головой в одном из моргов. Люди, конечно, сами были виноваты во всём этом.
Многие пытались всеми силами выбраться из толпы, но не было никакой возможности.
В мае 1953 года я оставила больницу и перебралась домой.
Жизнь в это время наполнилась новыми веяниями и слухами. Говорили о закрытии
лагерей, о возможном возвращении тех, кто уцелел. Заговорили о «реабилитации».
Всё это было так ново, и так важно, и так радостно. Я увижу Вадю!
У меня выросли крылья, и я понеслась, куда мне указали,
чтобы всё узнать и куда подавать бумаги. Сейчас же заполнила все полученные
бланки, написала заявление и подала прокурору. Вскоре все учреждения,
принимающие заявления и ведающие делами осужденных, оказались наводнены толпами
людей, хлопотавших за своих близких. Процедура разбора дела каждого
заключённого нескорая, для меня она тянулась около года. Но реабилитация – это
вещь, возвращающая к жизни! Как важна для жены реабилитация мужа, как особенно
важна для детей реабилитация родителей и возвращение к нормальной равноправной
жизни…
Наконец и для меня наступил счастливый день официального
признания невиновности моего Вади. Помощник прокурора, вручавший мне реабилитационные
документы, сообщил о моём восстановлении в правах. То есть, право получение
пенсии на мужа, если его нет в живых, а также право на получение жилплощади. И
я сейчас же должна была подать заявление с просьбой выяснить судьбу своего
супруга. Мне и тут пришлось долго ждать ответа и много раз ходить в
прокуратуру. Моя тревога не утихала.
Одно горячее желание увидеть его, в каком бы состоянии он
не находился, ухаживать за ним, всё сделать для него – уже было моим счастьем.Я
уверена, что всё перенесла б, всё взвалила на свои плечи, каким больным, каким
нервно расстроенным он не пришёл бы ко мне».
Справка об отмене приговора Всеволоду Жданову
Справка об отмене
приговора Эльне Ждановой
В июне 1956 года из Военной коллегии Верховного Суда СССР
пришло письмо на имя начальника управления московской милиции и начальника 1-го
спецотдела МВД Союза ССР. В письме сообщалось о необходимости дать указание
отделу ЗАГС о выдаче гражданке Э. Э. Ждановой свидетельства о смерти её мужа В.
И. Жданова, который, отбывая наказание, умер 18 апреля 1938 года.
После этого 3 июля 1956 года заведующая бюро ЗАГС
Сокольнического района г. Москвы выдала документ, заверенный нотариусом 1-й
Московской Государственной Нотариальной конторы, что гр. Жданов Всеволод
Иванович умер 18 апреля 1939 года.Даже тут соврали, причём дважды, но так и не
сообщили об истинной судьбе её дорогого мужа. Какое извращение евангельской
истины о необходимости, чтобы правая рука не знала, что делает левая!
«Ну, вот скоро и конец моей грустной повести. Жизнь не
начинается снова, но идёт куда-то, куда-то устремляется, течёт к какому-то
концу.После тяжёлого времени депрессии, надо было брать себя в руки. Очнувшись
немного от всего, стала я хлопотать о пенсии после Вади. Из прошлой жизни
никаких документов не оказалось, в жалких остатках моих вещей не было даже
документа о нашем браке, что пришлось устанавливать при помощи свидетелей в
суде, что я жена своего мужа. Дали мне об этом справку, и я со всеми бумагами
подала её в соответствующие учреждения.
Но тут я неожиданно получила известие о моих братьях,
которых разыскивала в Финляндии, которых не видела и не знала ничего о них 30
лет. После первых писем от них пришло приглашение погостить у них. Как радостно
очутиться среди своих!Я узнала, что оба мои брата – Эрнест и Альберт – служат в
Хельсинки, но самое главное – это возможность увидеть, наконец, своего старшего
сына, которого мы мальчиком оставили на время у бабушки и дедушки заграницей.
Но перемена обстоятельств и разрыв отношений с Европой оторвали его от нас тоже
на тридцать лет. Понятно, что я была в постоянной тоске и тревоге за ним.
Тридцать лет – жутко подумать! Столько времени без него! Я находила утешение
лишь в той мысли, что этим я, может быть, спасла его от общей участи многих
детей при Сталине. И если пощадили моего младшего сына Славу, то Юрий, находясь
при нас, наверняка бы разделил участь отца.
За большевистское время мне дали разрешение и возможность
трижды посетить с детьми моих родителей за границей. И в один из этих приездов
я по просьбе отца и матери и по желанию самого сына, оставила Юрия у них,
конечно, никогда не думая, что связь может порваться на тридцать лет.
Я просила дать разрешение поехать на год к ним и
находилась в полной уверенности, что через год вернусь в Москву и буду жить на
свою пенсию. Как ни радовалась я горячо свидеться сосвоими, но чувствовала, как
тяжело покидать даже на год эту любимую страну, родину моего мужа, да и мою.
Ведь я родилась в Петербурге, хотя и от финских родителей. Правда, любимая
родина оказалась злой мачехой для моего бедного мужа. Но познали мы там большое
счастье, прежде чем узнали горе».
Братья Эльны начали активные хлопоты по приезду сестры в
Финляндию. В 1956 году в Москву прибылАльберт Сундгрен, с которым Эльне удалось
выехать в Хельсинки, где после тридцати лет разлуки она встретилась со своим
старшим сыном Юрием. По просьбе членов семьи и друзей Эльна начала писать воспоминания,
чтобы восполнить30-летний пробел в общении.
Под портретом
Матильды Сундгрен: Юрий Жданов, Эльна Жданова, Эрнест Сундгрен-младший
«В Хельсинки я задержалась дольше, чем думала. Я
почувствовала, что не в силах расстаться с моим старшим сыном, который теперь
остался один у меня. Годы мои немаленькие, и хочется до конца своих дней видеть
родное существо. Расстаться со всеми любимыми людьми было более чем тяжело. Но
это не мешает иметь всегда перед глазами дорогую мне Родину, где я прожила всю
свою жизнь, которую люблю, и которую крепко любили мои родители. И люблю порой
тосковать по России, и в мечтах своих даже надеяться на возможность поездки
туда и свидания с теми, кто там близок, если они не будут опасаться встречи со
мной! Больно думать об этом…
И там ведь у меня две дорогие могилы – одну я знаю
хорошо, другую не узнаю никогда. И они точно тянут меня, зовут к себе. Нет, не
умею я пережить своё горе. Не могу очнуться от страшных видений, не могу
забыться. Одна короткая жизнь даётся человеку. За что же сотворили над нами всё
это? Где же смысл всего этого, в чём смысл этого насилия одного над
миллионами?! Или всегда так было и так будет?! Грустно жить…
Больше не пишу. Да и то, что написано – сказано лишь
вкратце, в самых общих чертах. Пережилосьмного труднее и больше. Многое в
записи не попало. Но всё, что было, будет памятным навсегда и навсегда омрачило
душу».
На склоне лет
Эльна Жданова умерла 30 апреля 1977 года и похоронена на
лютеранском кладбище Хельсинки вместе с дедушкой и бабушкой по отцовской линии
Альбертом Фердинандом Сундгрен и Эмилией Густав Сундгрен-Брюмер, их детьми и
внуками. Отец и мама – Эрнест и Матильда Сундгрен – покоятся в Бельгии на
городском кладбище Брюсселя вместе с дочерью Эмси и зятем Михаилом Гардениным.
Супруг Всеволод Жданов нашёл свой последний приют где-то в общей могиле на
Запорожском шоссе города Днепропетровска. Сын Ростислав похоронен в Москве. Но
это только тела…
(отрывок из книги А. Слоневского «Эльна»)
Книгу можно приобрести у автора или в библиотеке им.Т.Г.Шевченко
пр-кт Тараса Шевченко,14
Немає коментарів:
Дописати коментар